Окончание года Россия встретила так же, как она провожает уже не первый год, – актом беспредельного варварства вперемешку с запредельным цинизмом: как раз тогда, когда над Чечней российская ПВО сбила азербайджанский самолет, убив 38 человек на борту гражданского судна (это то, что российский президент позже назвал "инцидентом"), в сети вирусным стал пропагандистский ролик про то, как дед Мороз и российская ПВО сбивают в небе над Россией Санта-Клауса. Я смотрел его, и в моей памяти всплыл другой мультяшный образ.
Люди старшего поколения, должно быть, помнят красочный советский мультфильм "Золотая антилопа" – о жадном радже, который заставляет волшебную антилопу приносить ему золото до тех пор, пока сам он не произнесет слово "Довольно!", хотя в этот момент всё его золото превратится в черепки. Антилопа скачет по дворцу, высекая из-под копыт золотые монеты, пока раджа не падает на пол и, почти утонув в золоте, кричит, или скорее стонет: "Довольно!" И золото тут же превращается в черепки, которые погребают его под собой. По мне эта сцена из мультика является метафорой современной России, практически превратившей собственную культуру в груду черепков, в которой захлебывалась сама, а теперь заставила захлебываться весь мир.
Есть, впрочем, одна категория людей, которым хотя и трудно (как и всем остальным) жить в эпоху перемен, но по крайней мере интересно. Это – историки. Мне всегда сложно было представить себе многое из того, чем я занимался. Например, как страна погружается в диктатуру, как деградируют институции и общественная мораль, как происходит резкое снижение качества культурных элит и культурного производства (то есть попросту культура превращается в черепки). И вот теперь я вижу в яви то, что казалось мне историей.
Страна превратилась в законченную бандитскую малину
Новости из России, одна печальнее другой, кажется, уже давно перестали удивлять – дикие законы, невероятные сроки наказания невинных людей, захват заложников для обмена под предлогом вымышленных обвинений, первобытное хамство и нескончаемая ложь на государственном уровне, проявления какого-то запредельного цинизма от использования обитателей тюрем в качестве фронтового "расходного материала" до каких-нибудь "голых вечеринок"... Не говоря уже об Украине, где жертвы среди мирного населения стали повседневностью, где Россия совершает чудовищные преступления, оставляя людей зимой без отопления и электричества, бомбя жилые дома, больницы, убивая детей. Страна превратилась в законченную бандитскую малину со всем букетом соответствующих повадок, практик и, как сейчас говорят, "нарративов".
Но бывает так, что одно слово становится куда более сильным индикатором катастрофы, чем масса шумных событий. Для меня таким потрясением стали несколько слов, брошенных Путиным в ходе его прямой линии. Не то чтобы он меня удивил. Скорее я подумал о том, насколько же быстро и тяжело он деградировал. А еще – о том, какое счастье, что советские вожди читали свои публичные выступления по бумажкам. Ведь мы так никогда и не узнали степени их неадекватности и/или идиотизма. То, что демонстрировал на экране Путин, показывает, что, по сути, страной правит тяжело больной и совершенно неадекватный человек с явными маниакальными отклонениями. Причем даже не понимающий, что это как-то нужно камуфлировать.
Шок вызывает не то, что он сказал, но то, что он решился публично об этом говорить. А сказал он, в сущности, простую вещь: поскольку в условиях несменяемости его власти политическая жизнь в стране фактически умерла (он даже не счел нужным ритуально это отрицать), единственная форма "движухи", которую он может предложить народонаселению России, это нескончаемая война (с Украиной, НАТО, "коллективным Западом", "недружественными государствами" и т. д.). Это единственное "развлечение", которое он может предложить в качестве компенсации за свое бесконечное правление. Такие вещи не принято произносить вслух. И тот факт, что Путин проговаривает их в прямом эфире, свидетельствует, конечно, о крайней степени его неадекватности.
Другой шокирующий пассаж был связан с предложением (в ответ на вопрос об уязвимостях российской ракеты "Орешник") провести "технологическую дуэль", обстреляв ею Киев. Предельное по дикости предложение обстрелять мощными ракетами многомиллионный город в центре Европы и "посмотреть, что будет" вызвало нетривиальную реакцию со стороны украинского президента, использовавшего для характеристики Путина ненормативную лексику. Интересно, что как по команде вставшие на защиту своего босса кремлевские говорящие головы – от Медведева и Пескова до Захаровой и Лаврова заговорили о "корректности" высказывания Путина и неуравновешенности Зеленского, нарушившего "протокол". Этот прием переноса и переход с обсуждения содержания дикого предложения Путина к вопросу о вежливости свидетельствует о желании как-то смикшировать остроту мировой реакции на столь невероятное высказывание главы ядерной державы. Слушая эти безумные рассуждения, льющиеся с экрана, я думал о том, что передо мной не провал в какую-то культурную черную дыру, но некая новая нормальность, в которой живет эта страна – от оживившихся журналистов до зрителей-слушателей в огромной своей массе, вероятно, испытывающих "чувство глубокого удовлетворения".
Путинская культура не столько фарс, сколько качественно иной тип культуры
В 1970-е годы Владимир Паперный написал ставшую классикой книгу "Культура Два". В ней он показал, что в русской истории происходит постоянная смена двух типов культур – западно-модернизационной, демократической и либеральной Культуры Один и азиатско-автократической, иерархической Культуры Два. В недавнем интервью он охарактеризовал путинскую культуру, которую есть соблазн отнести к типу Культуры Два, как фарс: "Культура Два сталинской эпохи — это трагедия. Культура Два путинской эпохи — это скорее фарс". Здесь я позволю себе не согласиться с автором любимой мною книги: путинская культура не столько фарс, сколько качественно иной тип культуры. Назовем ее Культурой Три. Если в Культуре Один и Культуре Два как в 19-м, так и в 20-м веке действовали акторы, которые, хотим мы того или нет, относились к культуре (т.е. не просто какие-то криворукие ремесленники-любители, но люди, профессионально способные производить некоторые образы и смыслы), то в Культуре Три действуют персонажи, лишь функционально напоминающие "деятелей культуры". Видимо, описанное Паперным культурное коловращение не бесконечно. В какой-то момент происходит исчерпание культурной почвы, и когда-то цветущая долина превращается в безблагодатную солончаковую пустошь.
Мариэтта Чудакова высказала однажды весьма продуктивную мысль о том, что мощь литературной (а шире, видимо, и культурной) генерации определяется не по ней самой, а по "подлеску". Она видела источник мощи литературы 1920-х годов (основной предмет ее штудий) в мощи литературы предшествовавшего периода:
Об эпохе не судят по ее колоссам, хотя именно они ее метят ("горит такого-то эпоха", по слову поэта). О ней не судят по корабельному лесу, по тем соснам, что выстоят (если их не спилят под корень) любые бури. Эпоху судят по следующей эпохе — по тому, как обошлась она с подлеском, которому предстояло подняться или не подняться до полного роста в будущем.
От мачтовой сосны не родится другая такая ж е путем почкования — молодой лес должен подниматься постепенно, при правильном доступе влаги и света.
Плуг прошел по полю культуры гигантским лемехом и закопал плодородный слой, выворотив наверх песок и комья глины.
И вглядываясь в литературу 60–80-х годов – выросший подлесок, – в неуверенно поднявшиеся стебли злаков, мы наблюдаем и ее сегодняшнее, для многих явившееся неожиданным состояние. Расслабленность творческой воли, духовная оторопь, срывающаяся в истерику. Это сигнал трагической ситуации: исчерпаны соки, какие могла дать варварски перепаханная, насильственно истощенная земля. И мы начинаем понимать, что именно произошло в 20-е и 30-е годы.
Трудно спорить с тем, что русская культура достигла своего "золотого века" в 19-м столетии, после чего началась эпоха если не упадка, то мягкого отцветания (не случайно ее называют Серебряным веком). Цветение 1920-х годов объясняется высвобождением огромных культурных сил, спавших в дореволюционной культуре. Но эта генерация росла все на том же древе ВРЛ ("великой русской литературы"), подрубленном, фатально раненом, иссушенном в сталинскую эпоху. Поэтому литература оттепели и по сути, вплоть до конца советской эпохи (именно в связи с ней Чудакова и высказала мысль о "подлеске"), казалась в проекции на ВРЛ столь чахлой. Там, несомненно, были крупные имена, яркие произведения, но мощь классической эпохи уже исчерпалась, и это особенно ясно историкам литературы в проекции последних четырех десятилетий.
И разве это совпадение, что именно в 1960 году Ахматова напишет свой безжалостно-пророческий набросок, где тот же образ умирающего древа?
Даль рухнула, и пошатнулось время,
Бес скорости стал пяткою на темя
Великих гор и повернул поток,
Отравленным в земле лежало семя,
Отравленный бежал по веткам сок.
Людское мощно вымирало племя,
Но знали все, что очень близок срок.
Мы все, кто как-то причастен к понятию "русская культура", поняли, что пребываем в мертвой пустыне
По историческим меркам срок действительно был близок. И племя наконец вымерло. Последний культурный всплеск, связанный с перестройкой, уже полностью питался ранее запрещенными в СССР дореволюционными, советскими и зарубежными книгами, фильмами и картинами. То, что было создано в то время в России (в исторической проекции это стало совсем ясно), было куда ниже по уровню, чем даже послесталинская литература. Подлесок редел, чах и добирал последние соки прежних цветений, пока мы наконец не оказались в высушенной суховеем степи. В течение трех десятилетий все это прикрывалось большей частью гламурным флером и шумом с редкими, впрочем, вспышками ярких имен и произведений в литературе, театре, кино, пока в 2022 году покрывало окончательно не спало и мы все, кто как-то причастен к понятию "русская культура", не поняли, что пребываем просто в мертвой пустыне. И эту срамоту ни проигнорировать, ни прикрыть.
Мне уже приходилось писать о том, что как нынешняя российская эмиграция, так и в еще большей степени культура метрополии просто не выдерживают исторического проецирования. Это не очередная (четвертая или пятая) "волна", как некоторые думают. Это просто качественно иные феномены, поскольку первая волна русской эмиграции была связана с Гражданской войной, голодом, холодом и разрухой, тогда как ельцинско-путинская Россия, которую справедливо сравнивали с Веймарской республикой, совсем не похожа ни на послереволюционную Россию (первая волна), ни на послевоенную (вторая волна), ни на брежневскую (третья волна). Она скорее похожа на ситуацию в немецкой культуре после прихода к власти Гитлера. И вот здесь начинает работать сформулированный Чудаковой, назовем его так, "принцип подлеска". Это своего рода "гамбургский счет", но не к отдельным авторам, а к целым генерациям. И здесь бросается в глаза резкая разница интеллектуальной и культурной элит. Напомню, что за пределами нацистской Германии оказались Томас и Генрих Манны, Бертольт Брехт, Альфред Дёблин, Стефан Цвейг, Лион Фейхтвангер, Зигмунд Фрейд, Герберт Маркузе, Теодор Адорно, Макс Хоркхаймер, Вальтер Беньямин, Зигфрид Кракауэр, Арнольд Шёнберг, Ханс Эйслер, Фриц Ланг… То есть фигуры, просто несопоставимые по масштабам с представителями нынешних российских эмигрантских интеллектуальных и культурных элит. Но ведь и в Германии оставались Рихард Штраус, а не, простите, Юрий Лоза; Герхард Гауптман, а не, извините, Александр Проханов; Мартин Хайдеггер, а не, прошу прощения, Александр Дугин; Лени Рифеншталь, а не Никита Михалков; Арно Брекер и Фриц Климш, а не Зураб Церетели; Вильгельм Фуртвенглер и Герберт фон Караян, а не скупщик недвижимости Валерий Гергиев…
Нынешний цивилизационный срыв России отличается от предыдущих исчерпанием культуры
Сегодняшние звезды российской культуры – это даже не фарс, как полагает Владимир Паперный, но злая пародия на их советских визави. Все-таки в Советском Союзе философом был Мамардашвили, а не Дугин; писателем был Юрий Трифонов, а не Захар Прилепин; поэтессой была Белла Ахмадуллина, а не нынешняя Юнна Мориц; актером был Смоктуновский, а не Охлобыстин; легендой балета была Уланова, а не Волочкова; патриархом советской эстрады был Леонид Утесов, а звездой – Алла Пугачева, а не, соответственно, Филипп Киркоров и Ольга Бузова; любимыми певцами были Марк Бернес и Муслим Магомаев, а не Григорий Лепс и Шаман; режиссерами-худруками были Георгий Товстоногов и Юрий Любимов, а не Константин Богомолов и Марк Варшавер; мастерами сатиры считались Аркадий Райкин с Михаилом Жванецким, а не Евгений Петросян с покойным Михаилом Задорновым… А ведь список можно продолжать и продолжать. Это просто галерея гротескных гоголевских персонажей, демонстрирующих такую степень культурной деградации, что впору говорить не о культуре и традиции, а о выпадении из них и впадении в дикость. И разве президентом такой страны не должен быть человек, называющий развязанную им войну, в которой погибли сотни тысяч, "движухой"?
Чем отличается нынешний цивилизационный срыв России от предыдущих, так это исчерпанием культуры. Все предыдущие спирали российской истории (то, что мы называем "граблями", на которые эта страна неизменно наступает и расшибает голову) обеспечивались прививкой европеизации, которой хватило на три столетия. И хотя культурная почва все более исчерпывалась, она была настолько мощной, что сохранилась даже в условиях советской катастрофы. Да, в советской цивилизации было много российской хтони, но сохранялся и европейский просветительский потенциал, обеспечивавший смену Культуры Один и Культуры Два. Теперь запал исчерпался. Осталась одна хтонь. И все, что она способна произвести, это Культура Три – культура мужиков в трениках и жэковских теток. И другой уже не будет, ей больше неоткуда взяться. Мы боялись признаться себе в том, что, по сути, она завершилась вместе с советской эпохой. В ней Россия живет уже практически четыре десятилетия. Просто сейчас она предъявила это всему миру. Вот о чем я думал, глядя на экран и слушая невменяемого человека, разрушающего жизни миллионов людей ("Но это ведь не ужас-ужас-ужас", верно?) и рассуждающего о "движухе" и "технологической дуэли".
Евгений Добренко – филолог, культуролог, профессор Венецианского университета
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
